Само собой, Виталий Жаркевич вовсе не был совсем уж белым, пушистым и образцово-показательным. Бизнес в принципе – во всяком случае, в России – не бывает без подводных камней, которые порой приходится преодолевать на пиратском корабле. А уж бизнес, построенный на углеводородах, и подавно. Так что хватало в биографии Жаркевича и темных пятен, и врагов тоже хватало. Не зря ведь его служба безопасности считалась одной из лучших в городе. Вот только не справилась «вся королевская конница, вся королевская рать»… Не смогли уберечь единственную дочь босса, Лену. Умницу и красавицу, веселую и смешливую, добрую и отзывчивую, имевшую много друзей, настоящих, искренне любивших девушку. А еще Лена Жаркевич терпеть не могла светские «рауты» местного бомонда. И сколько папарацци ни гонялись за ней в поисках ну хоть чего-то компрометирующего, жареного, все без толку. Яна пару раз видела Лену на том самом детской фестивале и даже поболтала минуты две. И послевкусие после той беседы осталось очень приятное: девушка тронула Яну искренностью и простотой. А еще – поразила красотой. Настоящей, природной, к которой не имел никакого отношения скальпель пластического хирурга. Потому что хирург сконструировал бы идеально правильные черты лица, кукольные, синтетические. А у Лены личико было как раз неправильное. Немного курносый нос, крупноватый рот, густые брови, пушистые ресницы, роскошные волосы цвета спелого каштана, смеющиеся серые глаза… Там, в кабинке колеса обозрения, ничего этого не было. Вернее, было, но… Яна не узнала бедняжку, пока не появился Жаркевич. Насколько девушка поняла из разговора оперативников со следователем, Лена Жаркевич пропала три дня назад. Сидела вечером за компьютером, с кем-то переписывалась. Затем резко засобиралась куда-то, сказала родителям, что сейчас придет, надо срочно отдать флешку подруге. Подруга жила в соседнем доме их хорошо охраняемого жилого комплекса, так что мать волноваться не стала, отпустила дочь спокойно. Отца на тот момент дома еще не было. Жаркевич вернулся с работы минут через сорок после ухода Лены. И тоже сначала не волновался. Пока стрелки часов не подползли к одиннадцати вечера. Стали звонить той подруге и узнали, что Лена к ней не приходила и ни о какой флешке девушка понятия не имеет… Камеры видеонаблюдения зафиксировали, как Лена выходит из подъезда, бредет – именно бредет, не идет, медленно, еле-еле, словно ноги ее не несут, в сторону парковки. Причем заметно, что девушка время от времени вытирает ладошкой щеки, как будто… плачет? Подходит к парковке, осматривается. Коротко вспыхивают автомобильные фары, сигналя. Лена вздрагивает, судорожно сжимает руки за спиной и идет к машине, словно обреченный на казнь. Садится рядом с водителем, машина резко газует и уезжает. Разглядеть, кто был за рулем, не удалось. Сотрудники службы безопасности Жаркевича отдавали запись с видеокамер лучшим спецам, требуя сделать похитителя пригодным для опознания, но увы – ничего не получилось. Даже понять, мужчина это или женщина, не удалось. Человек, похитивший Лену, был одет в темный свитер, темную глубокую бейсболку, скрывавшую и волосы, и пол-лица, руки прятались в черных кожаных перчатках. Машину нашли утром, брошенную. Оказалось, ее угнали накануне вечером, перед похищением. Жаркевич ждал звонка от похитителей, думал, что все ради выкупа. Но никто не звонил… Через два дня он обратился в полицию. А через три Лену нашли… Вернее, то, что от нее осталось. Псих всласть поглумился над девушкой, смерть стала для нее избавлением. И это чудовище ходит сейчас по тем же самым улицам, дышит тем же воздухом! Любой человек в толпе может оказаться им! К вечеру Яна взвинтила себя до такой степени, что даже руки начали трястись. Да так ловко затряслись, так профессионально, словно занимались этим лет пять с лучшим тренером околотка. Воды в стакане, пока девушка донесла его до рта, осталось меньше трети. И зубы с дурным энтузиазмом присоединились к рукам, лихо отбарабанив танец с саблями по краю стакана. – Нет уж, дорогуша, так не пойдет! Довольно! – разозлилась Яна, с размаху поставив стакан на стол. Конкретно так бахнула, так что стакан едва не треснул, лишив стеклянного ипохондрика остатка иллюзий в отношении человеческого рода в целом и этой вот жуткой особы в частности. Мало того что моет кое-как, чаще всего лишь споласкивает; мало того, что наливает всякую ерунду типа воды или сока из картонного пакета – вместо свежевыжатого джуса или молока единорожицы; мало того что хранит в шкафчике вместе с разными фаянсовыми плебеями, так она еще и убить норовит! Почти покалечила, хамка!
Но страдания стакана из чешского стекла, последнего из старого набора, благополучного перебитого еще родителями Яны, на этом не закончились. Потому что хозяйка, сопя и чертыхаясь, полезла в дальний угол шкафа, на нижнюю полку. Ту, что возле самого пола. Разгребая по пути баррикады посуды и отодвигая в сторону банки со специями и крупами. Вот она удовлетворенно выдохнула: – Есть! Нашла! Вытащила из закромов бутылку с какой-то подозрительной жидкостью коричневого оттенка, посмотрела на свет, взболтнула, невольно поморщилась, глядя на этикетку, поджала губы, а потом, словно убеждая себя, твердо произнесла: – А зато на травах! Поднялась, отвинтила крышечку, щедро набулькала в задохнувшийся от возмущения и плебейского аромата напитка стакан больше половины, зажмурилась, выдохнула и залпом, повизгивая от отвращения, выдула все содержимое. Снова бахнула стакан на стол, вытаращила глаза, затрясла ладошками, тщетно пытаясь вдохнуть, нащупала на столе кусок хлеба и почти целиком затолкала его в рот, лихорадочно пережевывая. Плюхнулась на диванчик, вытерла проступившие слезы, с трудом проглотила хлеб и просипела: – Блин, как же они ее пьют, «Зубровку» эту? Печально посмотрела на початую бутылку стеклянной валюты, по совету матери припасенной для сантехников, пригорюнилась: – И что мне с тобой теперь делать? Такую отдавать неудобно, а сама больше не могу. Толку себя мучить, если не помогает совсем… А потом в глазах все поплыло, в голове зашумело, Яне захотелось немедленно улечься прямо тут, на кухонном диванчике, но она все же смогла принять вертикальное положение и донести это положение до дивана в комнате. И рухнуть на него, мгновенно отключившись. Глава 7 Ну да, стыдно, конечно: преподавательница музыки, по определению обязанная быть утонченно-одухотворенной, хряпнула на ночь стакашок «Зубровки» и завалилась спать не раздеваясь! Но почему-то особого стыда Яна не ощущала. И угрызений совести тоже. А вот облегчение пришло. Валюта ли сантехников была тому причиной или всем известная поговорка «утро вечера мудренее», Яна не знала. И знать не хотела. И вдумчиво анализировать ситуацию тоже не собиралась. Потому что – солнечное майское утро! Воскресенье! И никто не будил, не просил погулять с собачкой! И вчерашний день казался таким далеким, таким… ненастоящим, что ли? Словно весь тот кошмар произошел вовсе не с ней, не с Яной. И вообще не произошел – это был сюжет из телевизора. Что-нибудь энтэвэшное, обильно кровавое, постоянно повторяющееся и потому ненастоящее. А здесь, в ее уютной, залитой утренним солнцем квартирке, шла настоящая жизнь. Тихая, мирная и спокойная. И утренний душ окончательно убедил девушку в этом. Жизнь прекрасна и удивительна! – А это я для компрессов оставлю. – Яна затолкала початую бутылку обратно, в дальний угол шкафчика. – Пока Ксюшка моя не увидела, чем я тут занималась в ее отсутствие. Потом глумиться будет года два! Хотя сама в моем падении виновата: нечего по командировкам шляться, когда так мне нужна! Ксюши, самой близкой подруги Яны, почти сестры – они дружили с первого класса, – сейчас в городе не было. Иначе вчерашний день не получился бы таким одиноко-напряженным и не закончился столь… м-м-м… куртуазно. Потому что первым делом, вернувшись наконец в квартиру, Яна позвонила Ксюхе, и та немедленно примчалась бы. И они устроили бы облегченную версию «Слета юных Василис» – вдвоем. Обычно это мероприятие (название которому дал старый мультик) проходило в расширенном составе, «юных Василис» набиралось от шести до десяти особей – подруги Яны и Ксюши, перезнакомившиеся между собой и тоже подружившиеся. Чей-либо день рождения, или профессиональный праздник, или просто по настроению – поводов для слета искать особо не приходилось. Девчата созванивались, определяли место, договаривались, кто что несет с собой вкусненького, и слетались. Мужчинам вход на эти мероприятия был строго запрещен, но мужья и бойфренды (у кого были) на это уже давно не обижались. Да и не рвался особо никто из них: представители сильного пола относились к подобным посиделкам с некоторой опаской – сразу восемь штук таких, как моя?! Нет уж, спасибо, я лучше с мужиками в спортбар пойду, матч под пиво посмотрю.
А девушкам подобные встречи были очень нужны. Выговориться, пожаловаться, посоветоваться, услышать слова поддержки, отдохнуть душой – разве могут походы к дорогущему психологу заменить такие посиделки? Правда, Яна, когда ей было совсем уж худо, ограничивалась обычно только Ксюшей. А Ксюша – Яной. Но Ксюша, недавно закончившая интернатуру, в составе группы лучших молодых врачей их города была направлена на трехмесячную практику в клинику Израиля. И пока прошел только месяц, как подружка-сестренка уехала… Так что справляться с проблемами приходилось самой. Ничего, сегодня вечером по скайпу она все это вредине выскажет! Бессовестная, умотала почти на курорт и в ус не дует! Хотя назвать Израиль курортом… Там, конечно, имелся Эйлат, и море тоже, вот только… Ну да ладно, жизнь все равно прекрасна и удивительна! И это надо отметить вкуснейшим завтраком. Через полчаса Яна с удовлетворением осмотрела красиво сервированный стол, где томно возлежали на широкой тарелке румяные оладушки, золотился в фарфоровой плошечке мед, кокетливо подбоченился кофейник, ждала своей очереди изящная чашечка на не менее изящном блюдечке. – Лепота и благолепие, чесслово! – улыбнулась девушка. – Ай да я, ай да молодец! Сейчас ка-а-ак… Очень невежливо, не дослушав фразу, булькнул дверной звонок. – Бли-и-ин, – страдальчески поморщилась Яна, – неужели опять?! Ну хотя бы сегодня она может оставить меня в покое?! А вот не пойду открывать! Нет меня! Звонок еще раз булькнул, но именно булькнул – робко и нерешительно, словно стесняясь. Что совсем не похоже было на настойчивый набат Лидии Васильевны. Но тогда кто? Остальные соседи как-то обходились без визитов, ограничиваясь приветливыми кивками и парой слов при встрече. Почтальон? Но сегодня воскресенье, почта не работает. Пожалуй, надо открыть. Яна торопливо прошлепала в прихожую, щелкнула замками, отпирая, и только в последний момент сообразила, что не мешало бы в дверной глазок глянуть: мало ли, кто там заявился? А вдруг маньяк ее выследил? – Паранойя, – грустно констатировала Яна. – Она самая. Пора сооружать шапочку из фольги, чтобы инопланетяне мои мысли не читали. Девушка решительно распахнула дверь и озадаченно приподняла брови – там никого не было. Детвора балуется, что ли? Так вроде нет в их подъезде, мальчишек шкодливого возраста. – Если в стенах видишь руки, не волнуйся – это глюки, – сообщила Яна мирозданию. Мироздание задумчиво помолчало пару секунд, усваивая откровение, а потом нерешительно спросило: – Яна? Это вы? Девушка, уже почти закрывшая дверь, вздрогнула и снова выглянула на лестничную клетку. Снизу по лестнице, смущенно улыбаясь, поднимался Кирилл: – Доброе утро, Яна! – Здравствуйте, Кирилл. Это вы звонили? – Ага, – виновато кивнул парнишка. – Разбудил, да? Простите! Я хотел за бабулю извиниться, а сам… Вомбат бестолковый! Он так забавно расстроился, что Яна не удержалась от смеха: – Кто, простите? – Вомбат. Зверюшка такая, довольно неуклюжая. – Заходи, вомбат. – Девушка посторонилась, пропуская гостя. – А удобно? – Удобно, удобно. – А никто возражать… – Экий мне вомбат благовоспитанный попался! Ты что, в институте благородных девиц обучался? – Нет, в пажеском корпусе, – улыбнулся Кирилл, протискиваясь мимо Яны: разминуться свободно в крохотном коридорчике могли только два хомяка. – Розги, знаете ли, весьма способствуют правильному воспитанию юных отроков. – И отроковиц тоже. Жаль, что в нашей школе эта мера убеждения запрещена. Так чего ты хотел, отрок? – Я же сказал – извиниться. – За что? – За бабулю. Я-то, пингвин, так радовался, что бабуля перестала нас с мамой дергать по пустякам, думал, она поняла, что у нас не так много свободного времени. Мама на работе допоздна, у меня – выпускной класс, к ЕГЭ готовиться надо. А бабульчик, оказывается, под боком добрую самаритянку нашла! И мгновенно запрягла ее по полной программе. – Есть такое, – усмехнулась Яна. – Вы не волнуйтесь, бабуля больше не будет вас дергать! Я с ней поговорил. Попросил, чтобы мне звонила, если что-то надо. Мы недалеко живем, десять минут пешком. Бусинку я сегодня уже выгулял, в магазин сходил, все купил. Вечером бабуля пообещала сама с собакой погулять.
Ну да, конечно, пообещала она! Вечером ей опять станет «плохо», а Бусинку надо вывести прямо сейчас, сию минуту, и все обещания… Кирилл словно прочитал мысли Яны: – А на случай, если бабуля решит схитрить, я ее предупредил, что буду вам звонить и спрашивать, как дела. Только… – Кирилл замялся. – Вам придется дать мне номер своего мобильного. Вы не думайте, я злоупотреблять не стану! Я же не бабуин какой-нибудь! – Кирилл, а почему у тебя все сравнения с животным миром связаны? – усмехнулась Яна. – Вомбат, пингвин, бабуин. – А мне так больше нравится. По-моему, лучше, чем идиот, дебил, придурок, разве нет? – В общем-то, да. И вот что. – Яна подхватила парнишку под руку и повела на кухню. – Во-первых, давай перейдем на «ты», не такая уж большая у нас разница в возрасте, а во-вторых, продолжим беседу за столом – ты меня от завтрака отвлек. – Я уже ел у бабули! Хотя… – Кирилл с восторгом осмотрел стол. – У вас тут все так аппетитно и красиво! – У тебя – не у вас. – Ну да, у тебя. Пожалуй, я еще раз позавтракаю. – Вот и славно. Глава 8 – Катюша, не части! – Яна ласково погладила туго заплетенные косички, поправила заколочки в виде божьих коровок. – Здесь музыка плавно льется, нежно, словно весенний ручеек. – Так ручеек по камушкам как раз и звенит, – улыбнулась Катя, дочка хозяйки. – Не хитри, – шутливо погрозила пальцем Яна. – Скажи честно: отвлеклась, да? О чем-то другом задумалась-замечталась, но явно не о предстоящем отчетном концерте. И кто он? – Он? Какой еще он! Не понимаю, о чем вы! – Щеки девочки мгновенно полыхнули румянцем, Катя попыталась изобразить недоумение, но опыта, того самого женского опыта лицедейства, приходящего с годами, в двенадцать лет обычно еще нет. Нет, встречаются, конечно, отдельные особи женского пола, уже в коляске ловко манипулирующие глупышами-мальчишами. Но это сродни таланту, с этим рождаются. Правда, иногда мамаши, барбиподобные гламурные куклы, с младенчества лепят из дочек себе подобных, обучают способам и методам охоты на перспективных самцов, загоняют малышек на разнообразнейшие конкурсы красоты, раскрашивают их мордашки, превращая милых девчушек в нелепых карликовых женщин. Но с Катей все было с точностью до наоборот. Ее мама словно не замечала расцветающей женственности дочери и упорно одевала девочку в совершенно детские платьица, нелепые и плохо сидящие. На ногах у Кати красовались жуткие туфли с ремешочками, волосы девочки, густые и красивые, стягивались в две косы и закреплялись детсадовскими заколками. А еще, насколько было известно Яне со слов девочки, помимо музыки Катя ходила в кружок рукоделия, в бассейн, на английский. Мать впахивала на двух работах, квартиру сдавала – бесплатным был только кружок рукоделия, – лишь бы девочка была занята весь день и не «шлялась невесть где!». Видимо, какие-то собственные страхи и ошибки проецировала на дочь. В общем, болтать и хихикать со сверстницами, обсуждая мальчиков и выслушивая истории чужих «отношений», Кате было некогда. Поэтому и не умела она скрывать свои чувства и эмоции. И сейчас, в ответ на шутливое замечание Яны, смутилась так, что даже слезы появились. Катя отвернулась, прикусила губу и старательно забарабанила по клавишам, но Яна легонько придержала руки девочки, присела рядом на корточки и заглянула ученице в лицо. Красное, расстроенное личико с дрожащими губами. – Ну-ка, подружка, давай сделаем перерыв и попьем чаю. – Яна обняла девочку за плечи и заставила встать со стула. – И поболтаем о том о сем, хорошо? Катя робко улыбнулась и кивнула. И в это время затренькал мобильный Яны. – Извини, Катюша, я сейчас, – девушка посмотрела на дисплей и усмехнулась, – буквально пару секунд. Она отошла от пианино и нажала кнопку ответа: – Ну привет, вомбат! – Яна, – голос парня в трубке дрожал, – можно, я зайду? – Сейчас? – Ага. – Кирилл, у меня урок, я с Катей занимаюсь. – А я на кухне подожду, мешать не буду. – Случилось что-то? – Ну да… Хотя нет… В общем… – С Викой поссорился? – Есть маленько… – Ну приходи, пингвин бестолковый. Будем разруливать очередной твой косяк. – И ничего не мой, а…
– Кирюха, запомни: в ссорах всегда косячат мужчины. Даже если виноваты женщины. – Я фигею от женской логики! – Все, дискутировать будем потом, мне некогда. – Понял. Яна положила мобильник на стол и обернулась. И едва удержалась от понимающей улыбки: не хотелось смущать Катюшку еще больше. Но теперь можно было не задавать вопроса: кто он? Ответ в данный момент четко, огромными буквами сверкал и переливался в глазах девочки, таких же восторженных, как и ее голос: – Сейчас Кирилл придет, да? Вот только интересно, влюбленность Кати свеженькая или все тянется с младенчества? Здесь, у Яны, ученица и подружившийся с Яной соседский внук пересекались за последние две недели раза три. Чаще всего, когда девочка уже уходила, а Кирилл как раз забегал на «чашку разговора». Так парнишка называл задушевные беседы с молодой бабулиной соседкой, во время которых он мог свободно и спокойно обсуждать все, что его интересовало. И что нельзя обсудить с друзьями: начнут ржать, как придурки! Яна и Кирилл как-то очень быстро сблизились, сблизились в хорошем смысле этого слова. Словно брат и сестра. Умный, порядочный, с прекрасным чувством юмора, с обширным багажом знаний в любой области парнишка – общаться с ним Яне было искренне интересно. А еще он реально сумел угомонить свою бабулю – за прошедшие с того дня две недели Яне ни разу больше не пришлось выгуливать Бусинку. Лидия Васильевна очень дорожила расположением внука, поэтому все ее болезни и недомогания куда-то мгновенно улетучились. Может, и установившаяся теплая солнечная погода этому способствовала: конец мая в этом году выдался замечательным. В общем, радостный лай Бусинки Яна слушала теперь только из-за окна, с улицы. Девушка опасалась, что соседка затаит обиду на нее, но все осталось по-прежнему. Лидия Васильевна ласково улыбалась и мило беседовала с Яной при встречах. И пирожки с Кириллом передавала, к «чашке разговора». Которая случалась довольно часто: у парнишки разгорался и яростно пылал роман с одноклассницей. Нет, пошлое «роман» в данной ситуации было неправильным словом. Первая любовь, нежная и трепетная, страстная и безумная, – вот что бушевало сейчас в душе и сердце Кирилла. И объект его любви, Вика, заочно нравилась Яне. Заочно – потому что лично пока еще Кирилл свою девушку с Яной не познакомил. Собирался сделать это на выпускном, взяв с Яны обещание обязательно прийти: изначально она на это мероприятие не собиралась, поскольку преподавала в младших классах. Да, оказалось, что Яна работает в той же школе, которую заканчивает Кирилл. Собственно, ничего удивительного в этом не было, учитывая, что парень с матерью жили поблизости. В школе Яна и Кирилл только здоровались: нечего распространяться об их дружбе, народ у нас мыслит однонаправленно, неправильно поймут. Но Вику Яна уже видела, и выбор названого братишки одобрила. Потому что девушка удивительно подходила ему – такая же чистая, светлая, искренняя. А еще – ни грамма косметики на лице, и волосы Вика не красила, зачем? Свой цвет был замечательным – янтарно-медовым. А большущие, удивленно распахнутые глаза напоминали васильки. В целом Вику Скворцову вряд ли можно было назвать королевой школы и звездой околотка – курносый носик, крупноватый смешливый рот, веснушки. По сравнению с общепризнанной звездой школы, Златой Ашкенази, девушка казалась простушкой. У Златы имелся в наличии весь комплект: длинные ноги, жемчужные зубы, платиновые волосы, грудь чересчур правильной формы, идеально красивое лицо с идеальным – дневным – макияжем, маникюр, педикюр (далее по списку). Было вообще непонятно, что эта красотка делает в школе. Ничем таким Вика похвастаться не могла. Но и фанаберии, заносчивости, надменности (далее по списку) Златы у нее не имелось. И тем не менее Вика и Кирилл умудрялись ссориться чуть ли не через день. Правда, Кирилл сказал, что это только в последнее время: Вика почему-то очень нервная и дерганая стала. Наверное, из-за этого кретинского ЕГЭ! Но разруливать ситуации как-то надо, верно? А кто лучше всего знает особенности девичьей логики, психики, души, если не другая представительница этого странной и непонятной части рода человеческого? Пусть и немного старше. Глава 9 Так что Кирилл стал довольно частым гостем Яны. Поэтому и пересекся пару раз с Катюшкой. И каждый раз приветливо здоровался, спрашивал, как дела в школе. Катя отвечала односложно и торопилась уйти.
Казалось, ей совсем не интересно болтать с взрослым – почти восемнадцать уже! – внуком соседки. Что у них может быть общего? А на самом деле… Яна легонько вздохнула – ну вот, еще и эту проблему разруливать придется. Надо будет как-то потактичнее, мягко и ненавязчиво отвлечь девочку, объяснить всю безнадежность ее чувства. Хотя… Когда это сердце прислушивалось к доводам разума? Тем более в таком юном возрасте, когда все впервые и кажется – на всю жизнь! – Да, придет, – кивнула Яна. – Но не волнуйся, он нам мешать не будет, он на кухне посидит. Все, хватит болтать, давай вернемся к музыке. Не забыла – мягко и нежно, словно ручеек. Ах да, мы же собирались чай пить! И Кирилл с нами выпьет. – Ой, нет, не надо чаю! – вскрикнула девочка. – Почему? Ты же вроде хотела. – Я… Просто… Яна, – Катя умоляюще посмотрела на свою учительницу, – давайте заниматься дальше, а? Я не смогу… нет, не так… Мне неудобно, если кто-то еще будет слушать, как я играю. Так что хотелось бы закончить до прихода Кирилла. – А как же ты на отчетном концерте выступать будешь? – Это другое. К концерту я уже все выучу, отрепетирую, а сейчас играю еще не очень… – Хорошо, Катюшка, давай продолжим, – ободряюще улыбнулась Яна. – У нас есть еще минут десять-пятнадцать. Катя просияла, развернулась к клавишам, руки девочки легкими мотыльками вспорхнули над клавиатурой, и Яна удивленно покачала головой: все-таки любовь творит чудеса! Даже если она полудетская. Чистая и немного наивная. Именно такая музыка зазвучала сейчас в квартире Яны – чистая, нежная, искренняя. Зазвучала так проникновенно, так одухотворенно, а главное – абсолютно правильно, без единой ошибки! – Катюшка, да ты у меня – талантище! – Яна радостно обняла ученицу за плечи, когда отзвучал последний аккорд. – Если так сыграешь на концерте, все ахнут! – Правда? – Катя зарделась от смущения. – Самая взаправдашняя правда! – От избытка эмоций Яна звонко чмокнула девочку в пылающую щеку. – Умничка ты моя! И, словно поздравительные фанфары, затренькал дверной звонок. И щеки Катюшки стали еще пунцовее. Девочка, наверное, тоже почувствовала жар, потому что приложила к лицу ладошки и, ссутулившись, замерла на стуле. Яна украдкой покачала головой и направилась в прихожую. – Это ты, вомбат? – Он самый, – весело отозвался из-за двери Кирилл. – Хотя нет, не так. Открывай, сова, медведь пришел! – Тоже мне, медведь! – хмыкнула Яна, распахивая дверь. – Тощий какой-то медведь, согласись. – Все логично: всю зиму лапу сосать, отощаешь тут, – улыбнулся Кирилл, боком протискиваясь мимо Яны. – Вот, это от бабули, держи. К чаю. Он всунул в руки девушки плетеную корзиночку, накрытую чистеньким льняным полотенчиком. – Ты прямо Красная Шапочка у нас. Только не к бабушке, а от бабушки идешь с пирожками. А это что? – Яна кивнула на скромный букетик желтых одуванчиков, торчавший из кармана рубашки. – А это Катюхе, за беспокойство. Катюха, ты где? Тишина. Кирилл удивленно посмотрела на Яну: – Уже ушла, что ли? – Да нет, здесь. Наверное, не прислушивается к нашему разговору, в музыке вся. У нее отчетный концерт в музыкальной школе на носу. – Да где же он там поместится на том маленьком носу! Там только конопушки помещаются! – Кирилл подмигнул появившейся в дверях комнаты девочке. – Правда, стоит отметить – конопушки очень симпатичные. Вот, журавлик, возьми. – Парень вытащил из кармана одуванчики, взъерошил им чубчики, распушая, и протянул слегка помятый букетик Кате, – это тебе. – М-мне? – Глаза девочки зачарованно распахнулись, словно в руке парня были не обычные желтенькие одуванчики, а роскошные лилии. – Тебе-тебе. За то, что уроку твоему помешал. Ты не сердишься? – За что? – Катя робко взяла букетик и погладила цветы, словно котенка. – Ну как: отчетный концерт, надо заниматься, а тут я! – Нет, нет, что ты! Мы все успели, я уже закончила. Правда, Яна? – Да, буквально за минуту до твоего появления Катюша как раз отыграла свой урок. – Так это она играла? – Кирилл удивленно посмотрел на смущенно прятавшую нос в цветах девочку. – Я как раз к бабуле заходил за пирожками и слышал из этой квартиры классную музыку. Еще подумал, что Яна диск для ученицы поставила. А это, оказывается, ты! Потрясен!
Парень подошел к Кате, взял ее ладошку и галантно, словно действительно учился в пажеском корпусе, поцеловал даме руку. Отчего дама полыхнула так, что, будь она постарше, лет так шестидесяти, смело можно было бы опасаться апоплексического удара. Кирилл, если и заметил смущение девочки, виду не подал. Не отпуская ее ладошку, он повернулся к Яне: – Так мы будем сегодня чай пить? Раз уж урок у вас закончился, давайте все вместе это дело отметим, пока пирожки теплые. Сегодня бабуля мои любимые испекла, с вишней. Вку-у-усные! – А… а откуда у нее вишня? – Катя попыталась незаметно отобрать свою ладошку, но парень держал ее крепко. – Сейчас же только конец мая, а вишня… – Да-да, в июле. Но у бабули имеется стратегический запас замороженных ягод. Вся морозилка каждое лето забивается, а потом в течение года постепенно освобождается. Так мы будем болтать или все же пойдем, отдадим должное бабулиному мастерству? – Пойдем и отдадим, – кивнула Яна. – Давай, Катюшка, присоединяйся, пироги у Лидии Васильевны действительно обалденные! – Нет, я не могу! – вскрикнула девочка, причем в ее дрожащем голосе было столько испуга, что Кирилл невольно отпустил ее ладошку и даже сделал шаг назад. – Ты чего, журавлик? – Парень озадаченно нахмурился и всмотрелся в моментально налившиеся слезами глаза. – Эй, что такое? Я что-то не так сделал? – Нет, конечно! – Катя попыталась легко и непринужденно улыбнуться, но на-гора выдала лишь непонятную гримасу. – Ты… ты все так… Спасибо за цветы, они чудесные! Просто… Мне надо возвращаться, мама велела не задерживаться. – А мы тете Люде сейчас позвоним и отпросим тебя! – Не надо! Спасибо за цветы! Я пойду! Катя схватила лежавший на банкетке рюкзачок с мультяшными медведями, ни на кого не глядя, кивнула: – До свидания! И, прижимая к груди букетик, выбежала из квартиры, даже не закрыв дверь. Яна тяжело вздохнула, прислушиваясь к торопливому топоту девочки, и захлопнула дверь. – Слушай, Яна, – Кирилл озадаченно почесал затылок, – может, я на самом деле что-то не так сделал? Она что, обиделась, думала, что кривляюсь? Смеюсь над ней? Так я вовсе… – Ох, Кирилл, Кирилл, – покачала головой Яна, направляясь на кухню, – до чего же вы, мужчины, бываете непонятливыми! – В смысле? – Ладно, проехали. Ну, что там опять у вас с Викой стряслось? Глава 10 Кирилл просидел у Яны минут сорок – разговоров хватило ровно на одно чаепитие с необыкновенно вкусными пирожками. – Так что, мой юный подаван, – улыбнулась Яна, отодвигая в сторону пустую чашку, – на ближайшие недели две наберись терпения и постарайся не обращать внимания на взбрыкивания Вики. Ты же сам мне рассказывал, сколько сил и нервов забирает ЕГЭ. Да и в средствах массовой информации каждую весну появляются материалы о школьниках, реально свихнувшихся из-за ЕГЭ. Я тоже прошла через него и тоже считаю, что изобретение кретинское. Лучше бы оставили обычные выпускные экзамены. А то вон даже самоубийством некоторые слабые духом личности заканчивают. – Тьфу ты! – Кирилл поперхнулся и мучительно закашлялся, да так сильно, что Яне пришлось старательно отдубасить приятеля по спине, прежде чем тот смог отдышаться и просипеть. – Ты что говоришь такое?! Какое еще самоубийство! Даже думать так о Вике не надо, пожалуйста! Я не смогу без нее! – Вот и береги свою девочку, оболтус. Будет говорить гадости, обижаться по пустякам – просто обними, прижми к груди крепко-крепко и не отпускай, пока не успокоится. И говори, говори ей о своих чувствах, слышишь? Вы, парни, почему-то считаете, что это не по-пацански – розовые слюни пускать. Брутальный мачо немногословен и крут. Ерунда все это, Кирюшка! Нам очень нужны ваши слова. Слова любви и нежности, комплименты, похвала, поддержка! Так что иди сейчас же к Вике и мирись! – А если она… – Никаких «а если»! Что бы она ни говорила, пусть даже очень злые и обидные слова, – просто обними. И говори, говори, не прислушиваясь к ней, говори, пускай те самые «розовые слюни»! – А точно поможет? – На сто процентов! Гарантирую! – Ну тогда я пошел. – Удачи! Заперев за Кириллом дверь, Яна вернулась на кухню с твердым намерением убрать со стола и перемыть посуду. Однако намерение как-то очень быстро капитулировало, сдавшись на милость победителя – навалившейся сонливости. Но на часах было только семь вечера, время для сна совершенно неподходящее. Надо еще пару часов продержаться, а потом уже можно и с подушкой всласть наобниматься.
Вариант с Интернетом и телевизором даже не смог финишировать, сойдя с дистанции в самом начале: свечение экранов делало веки еще тяжелее. Оставалось одно – прогулка на свежем воздухе. Может, предложить соседке Бусинку выгулять? Нет, не стоит, не буди лихо, пока оно тихо. И Ксюхи, как назло… – Вот балда! – Яна так звонко хлопнула себя по лбу, что сонливость озадаченно попятилась. – Чуть не забыла! Ксюнька меня бы потом заклевала! Девушка метнулась к компьютеру и включила его. Она действительно чуть не забыла: сегодня вечером у них с подружкой намечено рандеву по скайпу. Каждый день занятая на дежурствах Ксения выходить в эфир не могла, поэтому встреча заранее оговаривалась и согласовывалась. Вот как сегодня, к примеру. А она, Яна, со всеми этими детско-юношескими влюбленностями почти забыла! Само собой, рассказывать об этом появившейся на экране монитора подружке Яна не стала. Да и времени на это не хватило, потому что минут через десять, когда Ксюха как раз увлеченно делилась впечатлениями от работы в клинике Израиля, в дверь позвонили. – Кто это к тебе? – удивленно приподняла брови Ксения. – Ты же вроде говорила, что бабулька-соседка тебя в покое оставила! – Оставила, – кивнула Яна, поднимаясь. – Но, боюсь, своей болтовней я сама себя и сглазила. Сейчас посмотрю, кто там. Звонок снова затренькал, нет – заорал, возмущенно и требовательно. Неужели все-таки Лидия Васильевна? И придется пирожки отрабатывать? Яна метнулась к двери, посмотрела в глазок – вечер все-таки, мало ли кто там может быть! – и, озадаченно нахмурившись, распахнула дверь: – Добрый вечер, Людмила Сергеевна! – Сколько можно по телефону болтать?! – заорала квартирная хозяйка, отталкивая девушку в сторону. – Все время занято и занято! Вы меня с ума сведете! Катя! Немедленно домой! – А Кати у меня нет. – Яна вдруг почувствовала, как болезненно сжалось сердце. – Она давно ушла. – Как это нет? Я слышала: ты с кем-то болтала! – Я с подругой, по скайпу. – По чему? – Ну, программа такая компьютерная, видеозвонки… – А когда Катюшка моя ушла? – Боевой запал женщины вдруг куда-то исчез, сменившись смертельной бледностью. – И что у тебя с телефоном, я звоню, звоню… – С телефоном? – Яна посмотрела на полочку, где обитал старый, еще дисковый аппарат. – Кажется, трубка неправильно лежит. Ну, точно! Девушка поправила немного сдвинувшуюся трубку и вздрогнула, услышав шум падающего тела. Яна обернулась – хозяйка квартиры, неловко подогнув ногу, лежала на полу, и ее мертвенно-бледное лицо ничего хорошего не предвещало. – Что у тебя там? – раздался из комнаты немного искаженный скайпом голос Ксении. – Что за шум? – Людмила в обморок упала! – крикнула Яна, присаживаясь на корточки перед лежавшей. – Ксюнь, ты пока отключись, потом поговорим! – Сама справишься? – Да! Яна бережно приподняла голову женщины и легонько похлопала ее по щекам: – Людмила Сергеевна! Очнитесь! Веки квартирной хозяйки задрожали, а затем медленно, словно с трудом, распахнулись. И мгновенно налились слезами. Людмила обреченно взглянула на Яну и прошептала: – С Катюшей беда… – Да с чего вы взяли? – Чувствую. Давит вот здесь, – женщина прижала руку к левой стороне груди, – дышать не могу, так давит. Доченька моя! Слезы перелились через край и ручейками заструились по щекам, Людмила отрешенно глядела в никуда и больше всего напоминала сейчас тряпичную куклу. – Так, Людмила Сергеевна, это не дело! Ну-ка… Яна почти насильно помогла женщине подняться и, поддерживая, отвела на кухню: а вдруг любопытная Ксюха еще не отключила скайп. Усадила безвольное тело на диванчик, налила стакан воды и протянула Людмиле: – Вот, попейте. И перестаньте ерунду говорить и думать! От силы часа полтора прошло с тех пор, как Катюша от меня ушла. За окном вон еще светло совсем, ну какая еще беда, о чем вы? Скорее всего, Катюха к подружке забежала, цветами похвастаться, и заболтались девчонки! Мобильного ведь у нее нет, насколько мне известно? – К-какими еще цветами? – всхлипнула Людмила, отпивая воду из протянутого Яной стакана. – Да тут Кирюшка забегал, внук Лидии Васильевны, а Катя как раз уходила уже. Ну, Кирилл ей букетик одуванчиков и вручил.
– И с ней ушел?! – нахмурилась квартирная хозяйка. – Ну что вы! Он у меня остался, мы чай пили с пирожками его бабушки. – А чего это он к тебе ходит? Он же мальчишка совсем! – Да не ходит он ко мне! Ну, в том смысле, в каком подразумеваете вы. Так, забегает иногда, посоветоваться насчет Вики. Вика – его девушка. Они… – Ну, я ей покажу, – Людмилу явно не особо интересовали взаимоотношения соседского внука и его девушки, – я ей устрою! Небось к Ленке побежала, к оторве шалопутной! Сто раз Катерине говорила: не водись с этой девчонкой, ничему хорошему она тебя не научит! В двенадцать лет уже красится вовсю! И все разговоры только о мальчишках! Людмила решительно бахнула стакан на стол и поднялась. Ни следа недавнего страха и слабости, глаза пылают, губы поджаты – причина беспокойства локализована, теперь осталось только навести ракету класса «мама—подружка» на цель – и возмездие будет неотвратимым! Людмила покопалась в карманах ветровки, вытащила дешевый мобильник, полистала записную книжку, удовлетворенно кивнула, явно отыскав искомое, и нажала кнопку вызова. К моменту, когда ей ответили, Людмила завела себя до предела, поэтому, не здороваясь, понеслась с места в карьер: – Маргарита Игоревна, как это называется?! На часах уже восемь вечера, а моя Катя все еще у вас! Может, ваша Лена и привыкла… Что?! Как это… а разве… извините. Яна с ужасом наблюдала, как буквально на глазах боевой задор, возмущение, гнев, да и сама жизнь – все это уходит с лица женщины, и лицо словно выцветает, превращаясь в маску. Маску обреченности. Той самой, которую Яне едва удалось с нее снять. Людмила нажала на кнопку отбоя и перевела потускневшие глаза на Яну: – Катя к ним не приходила… – Ну и что? У нее что, других подруг нет? – Есть, но… – Так давайте всех обзвоним! Вот увидите, найдется Катюшка! И вы уж, пожалуйста, купите ей мобильный телефон, а? Глава 11 В тот вечер Людмила обзвонила всех подруг своей дочери, всех, чьи номера были занесены в ее телефонную книжку. И можно было не сомневаться – там действительно были ВСЕ, кто был знаком с Катей, – контроль за дочерью женщина вела тотальный. Затем настал черед тех одноклассников, с кем девочка не особо общалась, – Людмила не постеснялась позвонить классной руководительнице дочери и взять у нее номера телефонов всех учеников. Обзвон продолжался до десяти вечера, и все это происходило у Яны. Но девушка даже мысли не допускала попросить квартирную хозяйку заниматься поисками у себя дома, ведь квартира оплачена, значит, на время ее собственная. И вообще, у нее, у Яны, свои дела могут быть и так далее. Какие еще дела, если ощущение непоправимой беды становилось все сильнее. А Людмила, поначалу не без поддержки Яны вновь обретшая надежду, с каждым новым звонком говорила все глуше, а голос дрожал все больше… Но оказалось, что никто из ребят не видел сегодня вечером ее дочку и домой она до сих пор так и не вернулась – Людмила после каждого звонка кому-то из ребят снова и снова набирала номер своего домашнего телефона, слушала длинные гудки, и вместе с этими гудками жизнь постепенно покидала ее глаза. Потом она попросила Яну пойти вместе на поиски в парк – одна несчастная мать оставаться не могла. Во дворе Людмила и Яна расспрашивали о Кате всех соседей, но никто ничего сказать не мог. Да, видели, как девочка вышла из дома, радостная такая была, улыбалась. Куда ушла? Ну как куда – к выходу со двора, на улицу. И дальше следы Кати терялись… Узнав о беде, к поискам девочки подключились соседи, вскоре появился и взволнованный Кирилл. – А ты здесь откуда? – вполголоса поинтересовалась Яна. – Бабуля позвонила. – Ты у Вики был? – Ну да. – Помирились? – Ага. – Кирилл рассеянно улыбнулся, но тут же снова нахмурился: – И куда журавлик мог подеваться? Она же послушная такая, настоящая мамина дочка. Мне бабуля все нахваливала, как хорошо Людмила дочь воспитывает. Тихая, вежливая, скромная. Забавная такая… Парень шмыгнул носом и отвернулся. – С ней все будет хорошо, – нарочито бодрым голосом произнесла Яна. – По-другому и быть не может! Мы ее найдем, обязательно! Правда, я даже представить боюсь, КАК сильно будет ругать Катюшку мать!
– Она и выпороть может, – слабо улыбнулся Кирилл. – Тетя Люда такая! – Может. О, народ в парк идти собрался. Присоединишься? – Само собой! Парк прочесывали до самой темноты. Кричали, звали Катю, осматривали каждый куст. Безуспешно. Из парка целая делегация направилась вместе с совершенно раздавленной горем Людмилой в ближайшее отделение полиции, опасаясь, что у матери не примут заявление – три дня не прошло. Но заявление в полиции приняли – ребенок ведь пропал. Ориентировка тут же ушла по всем отделениям полиции, всем постам ГИБДД и ППС. Утром информация о пропаже Кате Мальченко появилась в местных газетах, ее фото показывали по местным телевизионным каналам. И через три дня девочку нашли. Яна задержалась немного в школе: ее малыши должны были выступать на празднике Последнего звонка, петь «Когда уйдем со школьного двора». Они старались, очень старались, но явно чувствовали настроение учительницы. А поскольку настроение было довольно вздрюченным, ребята тоже никак не могли сосредоточиться, задирали друг друга, кто-то хихикал, кто-то хныкал. Что натягивало нервы девушки до опасного предела, еще чуть-чуть, и они, нервы, могли со звоном лопнуть. И едва не лопнули, когда две подружки-хохотушки, Лялечка и Светочка, в очередной раз отвлеклись и не вступили вовремя. – Девочки, в чем дело? – Ой-ой, надо держать себя в руках, изо всех сил стиснуть, а то голос уже почти перешел на истеричный визг. – Сколько можно шушукаться?! Яна резко поднялась из-за фортепиано, так резко, что маленький вертящийся стульчик не успел отвертеться и упал. Кто-то из детей хихикнул, кажется, Светочка. Или обе. Больше всего хотелось оттаскать вредных девчонок за уши, но увы – непедагогично. Хотя в царское время розги отлично помогали в воспитании юных дворян. Яна подошла к ребятам, решительно вывела Свету и Лялю из ряда и подтолкнула к выходу из актового зала, где проходила репетиция: – Так, дорогуши, я вас предупреждала, что выгоню и возьму других? Предупреждала. Больше предупреждать не буду. Можете быть свободны. Уходите и болтайте сколько угодно и о чем угодно. А вместо вас я возьму Леру и Сашу. – Яна Владиславовна, ну не надо! – заныли подружки. – Мы больше не будем! Честно-честно! – Вы уже обещали, и не один раз. – Но Яночка Владиславовна, ну пожалуйста! – молитвенно сложила ладошки Лялечка. – Все, хватит! Не мешайте репетировать. – Вы злая! – топнула ногой Светочка. – Это из-за вас девочка сбежала из дома! – И утопилась! – поддакнула подружка – а, все равно выгоняют из хора, чего уж там! – Что-о-о?! – искренне ошалела Яна. – То! – мстительно прищурилась Лялечка. – Мне мама рассказывала! Тетя Люда и Катя – наши соседи! И Катька пропала после вашего урока! Небось наорали на нее, как на нас, вот Катька и утопилась! – Вот ты дура, Савченко, – хмыкнул Вова Веремейчик, главный заводила и мечта всех девочек параллельных классов, – где ж она утопилась, если у нас речки нет? – Ну тогда повесилась! – И где же, интересно, что ее до сих пор не нашли? – Довольно! – рявкнула Яна. – Как вам не стыдно! Катя жива, понятно? Жива! – А моя мама говорит… – Мне абсолютно безразлично мнение твоей мамы, Ляля. И запомни, сплетни распускают обычно очень недалекие люди… – Говорю же – дура. – Сам ты… – Хватит! Разошлись! Репетиция закончена! И запомните, будете себя и дальше так вести – никакого выступления на празднике! Не говоря уже об участии в конкурсе! – Подумаешь! – фыркнула Светочка. – И не надо! – Тебе-то, конечно, уже не надо, – проворчал Вова, – тебя и так выгнали. А мне, например, в Болгарию съездить хочется. – Перехочется! Дети, пререкаясь и толкаясь, разошлись. Им действительно светила поездка в Болгарию, если победят на конкурсе школьных хоров, так что конкуренция за место в хоре шла нешуточная. Поэтому и девчонки так разозлились. Но это же надо только до такого додуматься! И ведь явно не сами придумали, явно подслушали разговоры взрослых! Неужели и Людмила так думает?! Хотя нет, не должна: она ведь слышала от соседей, что Катюшка выглядела радостной и счастливой, когда уходила от Яны. Но куда же ты подевалась, девочка моя?
1|2|3